21
Чт, нояб
EN
FR
RU

защита от пыток
Typography
  • Smaller Small Medium Big Bigger
  • Default Helvetica Segoe Georgia Times

 

Из показаний в Верховном суде Узбекистана свидетеля массового убийства в Андижане Махбубы Закировой.

Махбуба: — Я — Зокирова Махбуба.

— Какое у Вас отчество?
— Гафуровна.
— Зокирова Махбубахон Гафуровна. Где Вы родились? Когда Вы родились?
— В 1972 году в городе Андижане.
— Вы родились в 1972 году в городе Андижане. Какой у Вас уровень образования? Какое у Вас образование?
— Я закончила восемь классов.
— Вы работаете?
— Я работала. Я раньше работала.
— Где Вы живете?
— В кишлаке Хакан (называет домашний адрес).
   
Следователь: Закирова, Вы вызваны как свидетель. Как свидетель, Вы обязаны давать честные показания о событиях, которые Вам известны. Вы несете ответственность за дачу ложных показаний. Я Вас об этом предупреждаю. Подпишите расписку.
     
Молчание [Махбуба, возможно, подписывает расписку].
     
Следователь: Теперь, пожалуйста, не торопитесь и расскажите нам о том, что Вы видели и о чем Вам известно.
     
— У меня и у моей дочери 12 мая день рождения. Каждый год на наш день рождения наш отец, муж, выезжает с нами в город. В этот день он задержался на работе допоздна и поэтому не поехал с нами в город. Тогда я взяла моих детей и поехала с ними сама. Я поехала с моими детьми в город. В городе напротив парка Навои было много народу. И потом, мне было интересно, почему там так много народу. Когда я пошла туда, я увидела много женщин – таких, как я, с детьми. Там были вооруженные люди, где-то один или два. Я даже не подумала, что они вооружены, что они террористы, я даже не могла поверить, что оружие настоящее. Возможно, я подумала, что они охранники, я даже не знаю.
  
Мы стояли там. Потом все стали выходить и начали разговаривать, особенно инвалиды и женщины. Они все стали говорить о том, о чем они думали. Потом прошел слух, что должен приехать [президент Узбекистана Ислам] Каримов. Они говорили, что он точно приедет. Затем они привели старика, большого человека. Я ему что-то сказала. Он что-то сказал. Я уже точно не помню. Затем прилетел вертолет. Он летел очень низко. Он несколько раз покружил вокруг наших голов, и мы все подумали, что это правда, что Каримов прибудет, поэтому мы сели и стали ждать. Мы поверили, что наш президент приедет в Андижан и будет говорить. Но Каримов не приехал.
  
Я была в стороне. А затем солдаты в машинах со стороны улицы начали стрелять. Человек рядом со мной упал. Одна девушка стала кричать: «Он попал в мою ногу!» Я легла и спросила ее, действительно ли в нее попали. И она сказала, что нет, что что-то прошло через подошву ее тапочек. Я посмотрела внимательно и поняла, что это была пуля. Тогда я испугалась и… У меня четверо маленьких детей здесь, они стояли со мной в эту минуту. Я не боялась за себя, я боялась за своих детей. Я все еще не могла поверить, что они стреляют в людей.
  
Потом хорошо вооруженные люди, мужчины, сказали уйти внутрь, уйти внутрь женщинам, чтобы в них не попали.
  
Там не было много вооруженных людей, большинство из них были безоружными парнями, мужчинами. Тогда женщины отошли вовнутрь. Большинство мужчин, стоявших снаружи, умерли. Вот что произошло. И тогда в один момент человек, более пожилой и трое-четверо, пять-десять человек сказали: «Если мы поставим вперед людей, работающих на правительство, они не будут стрелять в своих собственных людей, как они могут стрелять в своих собственных людей? И тогда они поставили их впереди. Из-за детей я не увидела, что они сделали. Мы немного прошли, и тут началась ужасная стрельба. Нет слов, чтобы это описать, даже на войне такого нет. Было страшно, кроваво, когда мы легли на землю, кровь текла по земле, на которой мы лежали. Испугавшись, что они стреляют даже в собственных людей, мы стали бежать в разные стороны, чтобы спастись. Нас было где-то десять тысяч человек. Большинство из них убежали, были убиты. Некоторым удалось сохранить себе жизнь, свернув в маленькую улочку, спасаясь от пуль.
  
Моего трехлетнего сына нес мужчина, у меня на руках был восьмимесячный грудничок. Мужчина, несший моего сына, то ли упал, то ли был застрелен, но когда он упал, мой ребенок оказался под ним. Я взяла моего младшего ребенка и отбежала в сторону. Я закричала: «О, мой ребенок!». Была стрельба, и люди вокруг меня умирали. Один из парней побежал и принес мне моего ребенка. Мои дети плакали. Как вспомню сейчас, мне становится страшно. Но Вас я не боюсь.
  
Мне, честно, становится страшно, когда я вспоминаю те события. Это был кошмар. Даже во время войны, во время войны 1941 года не было так ужасно. Мы бежали, бежали и бежали. И тогда два человека, я не знаю, было ли у них оружие, они не стреляли, сказали, что они не позволят женщинам и детям умереть: «Откройте двери, дайте им зайти в дома». Люди открыли ворота, люди забежали внутрь. Я не зашла. Если бы даже я зашла, они [солдаты] бы тоже зашли внутрь. Они преследовали людей. Я видела это – солдат в машинах. Я думала, что они все равно убьют, если они найдут, поэтому я решила бежать вместо того, чтобы умереть. Мы бежали. Машины ехали по дорогам.
    
Они думали, что если они пересекут границу, в них не смогут стрелять, так как у солдат не будет права на это. Люди думали, что солдаты должны стрелять во всех, поэтому мы продолжали бежать. Когда мы достигли границы в Тешик-Таше, ни у кого не было оружия. Женщины, старые женщины снимали свои платки и делали из них белые флаги.
   
Мужчины говорили, что надо отпустить женщин: «Они могут нас убить, если хотят, но они должны отпустить женщин. Берите белые платки и идите». Тем не менее, они [солдаты] даже не отреагировали на белые флаги. Даже Гитлер, немцы не стреляли, если они видели белый флаг. Но они [солдаты] стреляли. Я клянусь, я клянусь жизнью моих четырех детей. Это было ужасно.
       
Потом мы прибыли туда. Мы уже были босые, был дождь, песок, и мои дети… Одного из моих детей нес мужчина, который то ли упал, то ли его застрелили, то ли он просто бросил моего ребенка. Я побежала. Мой трехлетний сын плакал: «Мама» среди убитых людей. Пули летели. Задевая землю, они загорались. Ужас. И он плакал. И хотя мой ребенок плакал, я боялась забрать его, потому что я боялась, что я не дойду.
       
И тогда я стала кричать: «Мой ребенок!» И тогда один высокий парень, белолицый парень побежал, сжимая моего ребенка, и он умер от пули, попавшей ему в голову.
     
Ради этого парня я скажу правду. Я скажу правду. Если бы я сказала неправду… Как я могу сказать неправду? Я не буду лгать. Ради этого парня, парня, который пожертвовал жизнью ради моего ребенка. У меня долг. У этого парня, наверное, тоже есть дети. Он вот так сжал моего сына и потом умер, окровавленный. Я кричала, что мой ребенок жив и лежит под ним. Потом четверо-пятеро, бежавшие вместе с ранеными, принесли мне моего ребенка. Я только кричала: «О, мой ребенок!» и взяла своего ребенка. Вот как все было.
  
И теперь я не знаю, что Вы скажете, террористы они или кто-то еще. Я с ними не связана. Честно, я даже ничего не понимаю. Я рассказала Вам историю того, что я видела своими глазами. У меня не было оружия. Мне это незачем. Мне нет от этого никакой пользы, никакой выгоды. Даже если мои показания говорят в их пользу, мне от этого не прибудет. Я видела все своими глазами, и никто не заставляет меня давать показания в чью-то пользу. Это все, что я видела. Если я солгу, это будет моим бременем всю мою жизнь…
  
Как я могу ничего не сказать о человеке, который пожертвовал жизнью ради моего ребенка? Это то, что случилось.
  
По дороге, по которой шли женщины, было неудобно. Была стрельба, многим с детьми пришлось бежать. Было много людей с детьми. Они бежали. Одна из них, которая была рядом со мной, сказала: «Нет, как они могут стрелять в людей? Почему они стреляют в людей? Что они сделали? Они не будут в нас стрелять. Они не заставят нас убегать». И я поверила, что они не будут в нас стрелять и не будут заставлять нас убегать, думая, зачем им в нас стрелять? Но они стреляли. Они многих убили.
   
Следователь: Закирова, когда Вы прибыли в Тешик-Таш, где Вы остановились в Тешик-Таше?
  
— В Тешик-Таше? Пересекли ли они границу? После стрельбы мы вернулись по одной из улиц. По возможности мы выбирали другой путь для возвращения. Люди говорили, что была дорога (нрзб) в Кыргызстан, по которой мы прошли.
  
Следователь: Где вы остановились?
  
— Киргизские солдаты проверили все и не нашли ни у кого оружия. Когда мы перешли, шел дождь. Из-за всего пережитого, ужасов и страха мои дети и я заболели. Когда мы пришли, приехала «скорая помощь». Пришли все, много людей. Сначала пришли киргизы постарше. Они сказали: «Возвращайтесь, мы Ваши соседи. Идите назад». Мы сказали, что если мы пойдем назад, они будут в нас стрелять: «Мы убежали от пуль, и теперь мы должны вернуться назад, под пули». Мы сказали: «Если даже нас убьете, мы боимся и не вернемся назад». Это правда. Потом они пытались на словах вынудить нас уйти. Мы не ушли. Мы остались и на следующий день они больше с нами не говорили.
  
И потом они стали ставить там палатки.
  
Там были такие как я - с детьми. Кто заболел, кто попал под дождь, с грудничками, раненые. Я пробыла в госпитале, а когда вышла, мы жили три-четыре дня в палатках.
   
Потом… [пропуск в записи в 10 секунд]. Мои дети очень слабые. Они быстро заболевают, и тогда мы снова попали в больницу. Мэр города, мэр района, махаллинский комитет, мой муж, мой брат пришли в больницу и сказали: «Зачем ты убежала? Ты ничего не видела». Я сказала: «Как я могу вернуться в страну, в которой стреляли в моих детей? Я не верю». Они сказали, что они не будут трогать женщин и детей. Они сказали: «Возвращайся!». Я сказала, что не верю. Я сказала, что верю только тому, что сама видела: «Как я могу вернуться в страну, в которой в меня стреляли? Я не вернусь», - сказала я. Они вернулись ночью и вывезли меня силой.
     
Теперь, когда у меня есть возможность говорить, дайте мне выговориться. Я боюсь жить с этим народом, потому что я сказала то, что никто не говорит. Когда я смотрела телевизор, я думала, почему эти люди лгут? Почему они не скажут правду? Люди, которые стреляли в детей, люди, которые стреляли в гражданских, почему они не скажут правду? Кто дал приказ? Они видели с вертолета, что там были гражданские. Люди, о которых вы говорите, что они были террористами, не говорили «оставайтесь». Наоборот, они говорили «убегайте все». Даже если бы они были бы террористами, нельзя стрелять, когда есть заложники. А они это сделали. Я видела в фильмах, когда у бандитов заложники, им дают уйти. Но они в нас стреляли.
  
Судья: Хорошо, Зокирова…
  
 – Пока я здесь, дайте мне сказать, что я боюсь здесь жить.
  
Судья: Хорошо, послушайте…
  
 – Я ничего не сделала, я только говорю правду.
Судья: Зокирова, отвечайте на вопросы.
 – Я не нуждаюсь ни в каких привилегиях. Люди, которые пострадали, спасли моего ребенка. Это оскорбление - называть их террористами, тех людей, которые защищали нас от пуль. Я очень страдала, думая, что я должна сказать правду. Это то, что я сейчас говорю.
Судья: Хорошо, Зокирова, скажите, пожалуйста, вы сказали, что 12 мая Ваш день рождения? Вы сказали, что каждый год 12 мая Вы идете вместе со своим мужем праздновать. 12 мая Ваш муж не вывел Вас, и 13 мая вы пошли гулять сами со своими детьми, правильно?
 – Да.
Судья: Если так, куда Вы пошли гулять?
 – Что случилось, когда я пошла гулять?
Судья: Расскажите нам о тех местах, куда Вы пошли гулять.
 – Слухи привели нас в парк Навои. Когда мы пришли в парк Навои, никто не заходил в парк. Вместо этого все собрались там, где был микрофон. Люди, которые собрались, разговаривали… В парке никого не было. Всем было любопытно, и они пошли туда [к толпе]. Я тоже пошла туда.
Судья: В котором часу Вы туда пошли?
 – Я не помню, в каком часу. Не очень рано. Когда мы вышли, было приблизительно время обеда.
Судья: Какое время приблизительно?
 – Еще не было времени обеда.
Судья: Приблизительно какое время?
 – 10-11 утра.
Судья: Так, Вы пошли туда где-то в 10-11, хорошо. Как долго Вы там были?
 – Там? Там…
Судья: Когда началось движение… Вы были там?
 – Да. И там стреляли. Очень сильно стреляли.
Судья: Отвечайте на вопросы. Хорошо, Вы были там с 10 утра до 6 вечера. Вы пошли гулять с детьми. Вы не думали вообще-то уйти с детьми оттуда?
 – Я…
Судья: Да, Вы сказали, это был Ваш день рождения…
 – Ну, я Вам говорю, в парке никого не было. Все были на этом сборе.
Судья: Нет, когда, Вы пошли гулять с детьми…
 – Когда мы вышли, я купила им кое-что, мы там прогулялись.
Судья: Вы сказали, что Вы пошли на сбор в десять.
 – Ну, это не было точно в десять. Мы гуляли по округе. Возможно, было 11 утра.
Судья: Сколько лет было детям, которые были с Вами?
 – Двенадцатилетняя дочь, десятилетний сын, трехлетний сын и восьмимесячный сын на руках.
Судья: Так, когда Вы туда пришли, Вы слышали, что заключенные Андижанской тюрьмы были освобождены, что военная база была атакована, что оружие было изъято?
 – Нет, я слышала то, что слышали все остальные… Что двадцать два человека были в тюрьме. Когда они там стояли, они там стояли, требуя правды.
Судья: Вы слышали, что заключенных освободили, что военная часть была атакована, что оружие было изъято, Вы слышали?
 – Нет, я не слышала.
Судья: Хорошо. Там на площади Вы видели людей в тюремной униформе?
 – Какая это одежда?
Судья: Черная, в черной тюремной одежде.
 – Так, они говорили в микрофон, что они вышли из тюрьмы.
Судья: Те, кто говорил, что они вышли из тюрьмы, что еще они сказали?
– Одна женщина сказала… Ну, я не помню, что она сказала… Эта женщина сказала, что еда была плохой… Все стали смеяться. Это все, что я помню.
Судья: Так, теперь Вы говорите, что Вы пришли в 10 утра и вы были там до 6 вечера. С Вами были маленькие дети. Что Вы делали, чтобы их покормить?
 – Там... Ну, они давали хлеб, огурцы. Они не были голодны, так как я купила им кое-что по дороге.
Судья: Кто принес это [хлеб и огурцы]?
 – Все те, кто были там.
Судья: Все? Так, Вы были там… Вы видели милицию, военных?
 – Нет, я не видела. Я была в середине. Я не заходила с той стороны. Я зашла со стороны берега Соя (вероятно, имеется в виду река Андижансай. – Прим. ред.).
Судья: Так, теперь Вы говорите, что перед тем, как идти в сторону берега Соя, военные, прокурор были выставлены вперед. Хорошо, откуда они пришли?
 – Они говорили, что это то, что они собираются делать: «Не бойтесь. Они не будут в Вас стрелять, - они говорили в микрофон, – они не будут стрелять в своих собственных людей. Никуда не уходите. Если Вы куда-нибудь уйдете, они будут стрелять. Если мы поставим их вперед, они не будут стрелять. Если мы поставим их вперед, таким вот образом мы сможем уйти домой», - сказали они.
Судья: Хорошо, те люди, милиция, военные, все они были связаны, откуда они появились?
 – Ну, я не знаю, откуда они появились в этой толпе. Там было много людей.
Судья: Теперь скажите мне, эти военные, эти люди, которых поставили вперед, в каком они были состоянии?
 – Я не видела милиции, я видела большого человека, и он говорил, немного говорил.
Судья: Где он говорил?
 – Он говорил в микрофон.
Судья: Хорошо, о чем он говорил?
 – «Мы знаем, что все эти люди не виноваты». Он сказал что-то вроде «даже если мы знаем, нас заставят»… Вкратце, они говорили, что они знают, что эти люди не виноваты, и они признают свою ошибку.
Судья: И тогда они выставили этого человека.
   
 – …Ну, этот человек сказал кое-что. Женщины стали кидать в него корки от огурцов.
   
Судья: Почему они стали кидать в него корки от огурцов?
      
 – Ну, наверное, потому, что эти люди арестовали их мужей.
  
Судья: Этого человека они тоже выставили вперед?
   
 – Нет.
      
Судья: Хорошо, откуда они взяли этого человека? Того, в которого они стали бросать корки от огурцов?
    
 – Они привели его с другой стороны. Я была на этой стороне.
   
Судья: Кто его привел?
  
 – Ну, эти люди, эти мужчины.
  
Судья: Как они его привели?
   
 – Они привели его со связанными за его спиной руками.
   
Судья: Они привели его со связанными за его спиной руками...
 – Когда они его вели, люди стали мешать и прыгать вперед. Они попросили не прыгать. Этот человек признал свою вину. Он хотел говорить и они замолчали. Он говорил.
  
Судья: Хорошо, этот человек сказал, что эти 23 человека были не виноваты. Какова была причина, почему они стали кидать корки огурцов в него?
  
 – Ну я не знаю, кто кидал. Вкратце, они кидали. Ему было трудно говорить.
    
Судья: Если он ничего не сказал, если ему было сложно говорить, если он говорил о невиновности 23 человек, если он сказал, что 23 человека были не виноваты, почему они кидали в него корками от огурцов?
  
 – Ну, наверное, у людей, которые кидали, была причина. Они сами знают, почему они это делали.
     
Судья: Почему Вы не спросили, кто этот человек и почему они кидали в него корками от огурцов?
    
Махбуба Закирова: Я спросила. Я спросила, почему они кидают их в него. Одна из них ответила мне, что он посадил в тюрьму мужа одной из этих женщин. Она сказала, что ее мужа незаконно арестовали, что кто-то пришел обыскивать их дом, что он подложил марихуану под деревья и использовал это как причину для задержания. Потом она сказала, что они его презирают.
  
Распечатка показаний Махбубы Закировой на судебном заседаним из архива Human Rights Watch
 
верховенство права